Христианство на Северном Кавказе до XV века

Базилика Ильичевского городища. Bepcия

Особо интересная церковь открыта и раскопана краеведом-археологом М. Н. Ложкиным на Ильичевском городище, близ хутора Ильич Отрадненского района Краснодарского края. Сохранились лишь фундамент и нижние ряды кладки; длина здания 14,20 м, ширина по восточному фасаду 11, 70 м (почти квадрат) стены в высоту сохранились до 60 см. Базилика построена поверх руин более ранней церкви от которой сохранилась часть апсиды. Три нефа (продольные помещения) и полуциркульная апсида в среднем нефе построены одновременно, на что указывают одинаковая техника кладки из двух извстняковых панцирей с бутобетонным заполнением между ними, почти равная толщина стен, их перевязка. Средний неф представляет четырехугольник 9,90x5,45 м. Входные проемы - в западной и южной стенах; главным был западный вход шириной 1,80 м. Продольные стены среднего нефа расчленены двумя противолежащими пилястрами, видимо, державшими каменную подпружную арку. Интересно, что восточная стена главного нефа высотой 0,65 м не имеет прохода в алтарь и является глухой, пространственно отделяющей алтарь от корабля. Эта конструктивная особенность в церквах верхней Кубани была довольно популярна и может свидетельствовать о каких-то чертах местной литургии. Кажется допустимым предположение, что алтарь был возвышен над уровнем центрального нефа наподобие эстрады, и культовое действо было лучше обозреваемым и воспринимаемым присутствующими. У древних грузин и армян бытовало понятие, что можно было не «входить в алтарь», а «всходить на алтарь», не «выходить из алтаря», а «сходить», что подразумевает именно возвышение алтаря над молящимися.

Основную информацию по указанным причинам мы можем попытаться востребовать от архитектурных форм церкви. В результате первого подхода к памятнику мне представилось возможным отнести его к кругу так называемых «трехцерковных базилик», распространенных в Грузии в VI-VII вв. Сейчас я склонен эту версию пересмотреть. Ей противоречит главное: грузинские трехцерковные базилики выделены в особый и локальный тип потому, что имеют три престола во всех трех нефах, т.е. представляют как бы соединение трех алтарей и церквей в одном здании. В Ильичевской базилике этого нет. Более того, как было сказано, в восточной части северного нефа был устроен изолированный меморием склеп, а не престол. Функции северного нефа как церкви невозможны. В южном нефе не было никаких признаков престола, он очень тесен. В Ильичевской базилике нет и распространенного в трехцерковных базиликах Грузии трехстороннего обхода. Приводимая ранее мной типологическая аналогия из Квемо-Болниси весьма условна хотя бы потому, что базилика Квемо-Болниси имеет три апсиды, из которых боковые вписаны в восточную стену, чего нет у Ильичевской базилики. Данную аналогию, датированную IV в., приходится отвести. Вместе с тем следует отказаться от поисков архитектурных прототипов Ильичевской базилики в Грузии: трехцерковные здания наиболее типичны для Кахетии, т.е. восточной Грузии, и у нас нет никаких реальных оснований допускать прямое воздействие кахетинского зодчества на район верховьев р. Уруп.

Иное дело соседняя Абхазия - Черноморское побережье. Здесь есть базилики VI-VII вв., изученные В. А. Леквинадзе и Л. Д. Рчеулишвили. Последний на территории Абхазии выделил четыре трехцерковные базилики, но концептуально его взгляды на характер раннесредневековой архитектуры Абхазии мы разделить не можем из-за очевидного стремления автора (несмотря на ряд оговорок) отказать храмовой архитектуре Абхазии в самобытности, оформившейся на основе не грузинского, а византийского устойчивого историко-культурного влияния. Что касается раннесредневековых (VI в.) базилик Питиунта, Гантиади и Археополиса, В. А. Леквинадзе убедительно показал их негрузинское происхождение. Архитектурно-типологически они не имеют связи с Ильичевской базиликой. Видимо, вариант объяснения происхождения Ильичевской базилики надо искать в других районах христианского мира.

Выше говорилось о прослеживаемых на Северном Кавказе крымско-византийских импульсах. Тесные связи средневекового Крыма с восточно-византийскими провинциями и особенно с Трапезундом известны. Средневековый Херсон дал целую группу базилик — десять зданий, источником которых послужила архитектура Малой Азии. Именно Херсон был рассадником строительного мастерства на территории Крыма. Действительно, в архитектуре Малой Азии в V-VII вв. преобладала простая трехнефная базилика эллинистического типа с нартексом. Речь здесь идет не о малоазииских или крымских аналогиях Ильичевской базилики, а о регионах, сохранивших традицию строительства базилик эллинистического типа. Характерно, что для столичной Константинопольской архитектурной школы эллинистическая базилика не типична и основной ее ареал — прибрежные области византийского Востока. В свете этих наблюдений обратим внимание на памятники Болгарии.

Не вызывает сомнений связь между храмами Херсона и провинциальным зодчеством Болгарии, находившимся также в ареале византийской художественной и строительной культуры, но наделенным локальным своеобразием. Ближе всего связаны с Болгарией церкви Херсона № 6 и 21. Черпая в Болгарии архитектурные композиции, херсонские строители наслаивали на них черты зодчества Малой Азии (имеется в виду Трапезунд), с которой повседневно общался Херсон и где находим прием гладкотесаной облицовки, не характерной для других областей.

Эллинистические базилики в IV-VI вв. представлены в Болгарии. особенно в юго-восточной части страны - по берегам Черного моря и в Добрудже. Это трехнефные здания с продолговатым прямоугольным планом, с полукруглой или трехгранной апсидой (или тремя апсидами). Близкой аналогией по построению плана представляется базилика V- VI веков на горе царя Крума у Шумена, также перекрывшая более раннюю одноапсидную церквушку и эллинистические базилики IV-VI вв. в крепости Ятрус.

Я далек от мысли проводить прямую связь между эллинистическими базиликами Болгарии и Ильичевской базиликой, даже если их типологическая близость приблизится к тождеству. Для столь смелых и обязывающих выводов оснований нет, как не было их при рассмотрении кахетинских параллелей. Все, изложенное выше, представляет лишь новую версию о тех возможных историко-архитектурных импульсах, которые пронизывали периферию византийского христианского мира и сфокусировались в необычайной для Северного Кавказа церкви Ильичевского городища. Главная мысль заключается в том, что типовой план небольшой и скромной одноап-сидной базилики эллинистического облика мог появиться в верховьях р. Уруп через Крым и Херсон — реальность этих связей у нас особых сомнений не вызывает. В Херсоне же скрещивались импульсы, шедшие и из Малой Азии, и из Болгарии, он был транслятором многих идей, достигавших глубин Кавказа. Именно таким путем давно выработанный исторический образ небольшой эллинистической базилики мог достичь Ильичевского городища. В Крыму строительство базилик прекратилось в X в., а эллинистический тип базилик был наиболее распространен в V-VII вв. Это наводит на предположение, что Ильичевская базилика могла быть построена не в XI-XII вв., как казалось ранее мне и М. Н. Ложкину, а значительно раньше. Когда именно? Данных для уверенного ответа на этот вопрос нет, и он остается открытым, т.к. окончательную дату Ильичевской базилики пока нельзя считать установленной. Изложенная здесь версия, возможно, привлечет внимание исследователей к этому непритязательному, но интересному и важному архитектурному памятнику. Идет нормальный поиск наиболее убедительных версий. Обсуждаемая нами версия не подразумевает точных ответов на все вопросы так же, как это было при обсуждении версии о генетической связи церквей Верхнего Чирюрта с несторианскими храмами Ирана и Средней Азии. Важно выявление генеральных идей и принципов их решений, тогда как уже в силу глубокой удаленности Северного Кавказа от исходных импульсных очагов точных соответствий ожидать не приходится, а разница в деталях естественна.

Как ни ограничены наши источники и в каких бы туманных далях времени ни терялись первые шаги христианства на Северном Кавказе, мы достаточно уверенно можем уловить эти шаги уже в VI в. на северо-востоке - в Дагестане и в VII в. на северо-западе - в верховьях Кубани близ Лазики и Абхазии. Это наиболее ранние сейчас даты. В VIII-IX вв., судя по археологическим данным, проникновение христианства продолжалось, но, скорее всего, носило случайный характер и шло в это время в первую очередь из Крыма через Хазарию. Данных о создании на Северном Кавказе церковной организации, кроме епископий Таматархи и Зихии на Черноморском побережье, нет (причем в нотициях Де-Боора VIII-IX вв. епархия Зихия имеет центр в Херсоне, что еще раз подтверждает крымские связи северокавказского христианства). В Алании христианство в этот период, очевидно, проникает на самый верх социальной иерархии.

Согласно Ал-Масуди (ум. 956 г.) «при Аббасидах цари Алана приняли христианство, тогда как до этого они были язычниками», т.е. принятие христианства феодальной верхушкой Алании произошло в IX в., ибо в X в. Аббасиды уже не имели никакой реальной власти. По свидетельству другого мусульманского автора X в. Ибн Русте: «аланский царь - христианин в сердце, но весь народ его царства - язычники, поклоняющиеся идолам». На фоне приведенных выше материалов о спорадическом распространении христианства в Алании хазарского времени мы можем сделать вывод о том, что к началу X в. аланское общество и его правители были подготовлены к официальному акту христианизации. Для того чтобы он состоялся, была необходима благоприятная внешнеполитическая конъюнктура: мешала зависимость от Хазарии.