Кавминводы

Этот загадочный М. М. Глинка
М. М. Глинка

«Глинка и Кавказ» - на эту тему, сказать можно, как будто, немного: краткая запись в «Ведомости посетителей Горячих Вод», беглые заметки о пребывании здесь в книге воспоминаний композитора, отголоски восточных напевов в музыке оперы «Руслан и Людмила» - вот и все, чем мы располагаем для разговора. Скудные источники эти многократно использованы краеведами, повторяющими друг друга в статьях и заметках, которые уже образовали солидную пачку в моем журналистском досье.

И все же говорить о Глинке и его пребывании на Кавказских Минеральных Водах надо - слишком уж важную роль сыграл он в рождении духовной ауры Кавказских Минеральных Вод. А посему вновь перебираю немногочисленные известные факты, стараюсь, как-то по-новому взглянуть на визит замечательного композитора в наши края. И вижу, сколько неясного, порой загадочного, есть в этой поездке, сколько вопросов возникает даже при чтении строк, написанных самим Михаилом Ивановичем. На некоторые удается ответить, обращаясь к другим документам тех времен. Иные загадки так и остаются неразгаданными, намечая направление будущих поисков.

Начнем с того, что вовсе не «удобный случай» привел сюда юного Глинку, как он утверждает в своих «Записках». Достаточно прочитать их внимательно, чтобы понять: автор их был завзятым путешественником. Еще в детстве география была одним из самых любимых предметов. Мальчик увлекался книгами о разных странах, описаниями поездок по ним. Позже, сделавшись взрослым, сам неоднократно отправлялся в странствия. Трудно найти в Европе страну, где бы не побывал этот любознательный и жадный до новых впечатлений человек. А первым его большим путешествием была поездка на Кавказ, в край азиатский, что было для него обстоятельством немаловажным, «...мы переехагш Дон ... и очутились в Азии, что несказанно льстило моему самолюбию», - читаем в «Записках». Это ли не свидетельство интереса к дальним странствиям?

Нам, кавказским жителям, очень повезло, что воспоминания написаны в конце жизни, человеком зрелым, много повидавшим и умеющим рассказать о своих дорожных впечатлениях. Скупыми, но образными выражениями передает он свои .впечатления, сообщая на ценнейшие сведения о том, каким был наш южные край в те далекие годы. Даже, казалось бы, беглое замечание о том, что по дороге на Воды «почти ничего не было видно, кроме беспредельных степей, заросших густой ароматической травой», наглядно показывает метаморфозу, которую претерпели южные просторы в результате почти двухвекового хищнического хозяйствования человека.

Особенно важны для нас заметки композитора об увиденном в поселениях у Горячих, Железных и Кислых вод. И пусть они кратки -их нетрудно дополнять данными из других источников. Так, говоря о поселении у Горячих вод, Михаил Иванович отмечает, что «домов было мапо, церквей, садов вовсе не было». К этому описанию, в котором есть некая загадка, мы еще вернемся. Сейчас же попробуем представить себе, что конкретно увидел Глинка в Горячеводском поселении. Помогут нам в этом описания, сделанные, профессором А. П. Нелюбиным, побывавшим здесь летом того же, 1823 года:

«В Горячеводском селении считается ныне 3 главные улицы, 3 вновь застраиваются, одна поперечная и один переулок. В нем находятся всего 29 домов и 21 флигель, принадлежащие частным лицам». Сообщает профессор о профессор и о стоявшем в районе нынешнего «Цветника» так называемом Казенном здании, где имелась небольшая гостиница, помещались аптека и чертежная Строительной комиссии, которая только начинала тогда свою деятельность. На вершине горы Горячей имелось здание казармы и несколько небольших деревянных купален, а на ее уступе высилось большое и красивое здание Ермоловских ванн с колоннами и беседкой-бельведером на крыше. Еще одна картинка, нарисованная путешественником, ботаником, писателем и журналистом И. Т. Радожицким, дополняет наше представление о нарождавшемся курорте: «Въехавши в городок, я увидел во всех дворах много экипажей приезжих, и по улицам довольно гуляющих особ. Встречались наиболее военные офицеры; встречались и щеголи в модных сюртуках и флаках». В их числе, надо полагать, был и Михаил Иванович, экипаж которого, тоже мог видеть Радожицкий стоящим в одном из дворов. В каком же?

Вопрос о месте жительстве композитора долгое время оставался неразрешимым даже для маститых краеведов. Известно было лишь, что остановился он «в доме надворной советницы Хандаковой», но адрес выяснить не удавалось. Между тем у дома этого была яркая примета, отмеченная профессором Нелюбиным - под домом помещалась лавка восточных товаров - ковров, шелковых тканей и т. п. Позднее наличие именно этой лавки служило приметой дома купца Орлова, который, видимо, купил его у Хандаковой. А еще несколько лет спустя в книге доктора Ф. П. Конради отмечалось, что такая лавка находится в одном из домов на усадьбе кизлярского помещика Арешева, имевшего, кстати скачать, участок вдвое больше соседних. Так что очень вероятно, что он приобрел соседнее домовладение, принадлежавшее Орлову, а ранее Хандаковой. Сегодня на этом месте располагается санаторий «Руно».

Если загадку места жительства композитора, надеюсь, мне удалось разгадать, то на некоторые вопросы, связанные с его лечением на Горячих водах пока ответить трудно: «мы ...начали брать теплые серные ванны и пить воду из так называемого кислосерного источника - пишет Михаил Иванович. - Впоследствии я купался, или, лучше, варили меня в ванне, иссеченной еще черкесами в камне». Бесспорно, что речь идет о самом главном пятигорском источнике - Александровском, вытекавшем там, где сейчас стоит скульптура Орла. Именно его воды наполняли древний бассейн, высеченный в скалах горы Горячей - только не черкесами, а задолго до них. Несомненно, так же, что «кислосерный источник»-это знаменитый Елизаветинский, открытый доктором Гаазом. А вот что касается «теплых серных ванн», то тут полной ясности нет.

Теплосерными первоначально называли источники, впоследствии известные, как радоновые. До выявления их радиоактивности эти воды считались как бы вспомогательными, нейтральными. Их назначали людям с ослабленным здоровьем, которые не могли купаться в основных пятигорских источниках. Глинка постоянно жаловался на нездоровье, возможно, поэтому ему сразу не разрешили поначалу принимать горячие ванны и назначили щадящие. Но ведь в 1823 году теплосерные ванны были еще не в ходу - их стали назначать лишь после рекомендаций профессора Нелюбина. Может быть, автор «Записок» имеет в виду один из источников у восточной оконечности горы Горячей - Варвациевский, Солдатский, Калмыцкий?

Глинка жалуется, что ванны ему не помогли. Это вполне объяснимо, ведь научных рекомендаций по бальнеолечению тогда еще не существовало. Но появление их было уже не за горами. Именно в то лето, как мы знаем, минеральные источники изучал профессор Нелюбин, давший ценные советы по их использованию. И очень скоро, всего год спустя, главным врачом кавминводских курортов стал доктор Ф. П. Конради, претворявший в жизнь эти рекомендации и накопивший ценный опыт лечения минеральными ваннами.

Не получил Михаил Иванович облегчения и от железных вод. Но побывав там, он набрался ярких впечатлений, оставшихся в его памяти на десятилетия. Запомнилась даже такая малость, как облако, накрывшее туманной пеленой их лагерь на площадке у железного источника. Лагерь, похожий, по его словам, «на кочевье диких воинов», ибо у источника стоял тогда один-единственный дом, и большинство приезжих помещалось в палатках и войлочных кибитках.

От подножья горы Железной Глинка перебрался к источнику Нарзана, куда «ехали с конвоем и пушкою», опасаясь нападения черкесов. Впрочем, проезжавший этим путем и в то же самое время Илья Радожицкий отозвался о людях, одержимых подобными страхами, весьма иронически: «Прижавшись к углам своих карет, они воображают видеть из каждого ущелья, из каждого кустарника выскакивающих черкесов с саблями и беспокоятся - от сочленных мечтаний».

Кисловодское поселение понравилось больше Горячеводского, что вовсе неудивительно, ибо в горных ущельях, окружавших колодец «богатырь - воды», даже в середине лета «густая ароматическая трава... возвышалась так, что покрывала коня с всадником до шапки». Михаил Иванович и здесь отмечает малое количество домов, что тоже справедливо. По описанию Радожицкого на Кислых водах имелось лишь 30 домиков в солдатской слободке и несколько строений близ источника - семь из них поставил некий купец из Астрахани. Мы знаем, что фамилия этого купца была Шапкин, и что он имел и дом на Горячих Водах. Строились здесь так же две генеральши - Мерлини и Хастатова. Но в каком доме остановился Глинка, он не сообщает, и нам остается только гадать.

Ничего не говорится в его воспоминаниях и об окружавшей его курортной публике. Чтобы познакомиться с ней, мы опять обращаемся к Радожицкому. «Я застал здесь многочисленное, прекрасное и довольно нарядное общество водопьющих обоего пола, толпящихся около источника здравия... Дамы под зонтиками или в шляпках, под салопами и в капотах, мужчины в сюртуках и с тросточками. Тут чинов не наблюдают; тоже почти равенство, как и при серных ваннах в Мечуке; но всякий, выходя из немощи человеческой, принимает опять свой вид здоровья и с тем вместе прежнее значение».

С кем встречался композитор на Водах? Тоже «белое пятно». Благодаря «Ведомостям» некоторые из приезжих нам известны, но по большей части это лица значительные, чиновные, которые с девятнадцатилетним, «отставным 10 класса» чиновником общаться едва ли захотели бы. И все же встречи с весьма солидными людьми у него здесь были. На полях рукописи «Записок», в том месте, где Глинка говорит о месте своего жительства, его же рукой сделана позднее карандашная приписка: «NB Тимковский и представление К. Меньшикову», Василий Федорович Тимковский - впоследствии государственный деятель, писатель, в 20-е годы был чиновником особых поручений при генерале А. П. Ермолове. Князь Меньшиков имел к концу жизни высокие чины адмирала и генерал-адъютанта, но в те годы, вероятно, был не столь важной персоной. Тем не менее, представиться ему Глинка сам не мог и сделал это. как видим, при посредстве Тимковского. Как произошло знакомство Глинки с помощником Ермолова? Может быть, ему способствовал товарищ отца, Петровский-Муравский, вместе с которым Глинка прибыл на Воды? Что нужно было юноше от князя, мы тоже вряд ли когда-нибудь узнаем.

Чем занимался Глинка во время лечения? Сведения об этом довольно скудны. Но слова о том, что «товарищ привез запас книг», указывают на то, что он много времени отдавал чтению/. А вот заниматься музыкой возможности у композитора не было, ибо в те времена жители курортных поселков еще не обзавелись фортепиано, а на скрипке он играл, как сам заметил, «неудовлетворительно». Зато была возможность познакомиться с жизнью и музыкальным творчеством обитателей соседних аулов: «я видел пляску черкешенок, игры и скачку черкесов».

На основании этих слов пишущие о пребывании композитора на Кавказских Минеральных Водах утверждают, что именно запомнившиеся на Кавказе мелодии позволили Глинке создать «Лезгинку» для оперы «Руслан и Людмила». Но вот что утверждает сам Михаил Иванович: «Гайвазовский (так он именует известного художника - мариниста Айвазовского), посещавший весьма часто Кукольника (драматург, с которым Глинка был довольно близок), сообщил мне три татарских напева. Впоследствии два из них я употребил для лезгинки, а третий для andante Ратмира в третьем акте оперы «Руслан и Людмила».

Вот так! Значит, не на Водах услышаны были эти восточные мелодии, и поездка туда была для Глинки, как композитора, бесполезной? Нет, нет и нет! Удивительная природа, сказочно-красивые пейзажи, экзотические фигуры горцев и вся полудикая жизнь в этом полуденном краю дали Михаилу Ивановичу мощный эмоциональный заряд. И, конечно, превращая напетые Айвазовским мелодии в зажигательной кавказский танец, композитор видел перед собой и покрытые снегом, вершины на горизонте, и зеленые склоны ближайших гор и стремительные движения пляшущих на этом фоне обитателей кабардинских аулов Пятигорья. Картины эти сохранялись в его памяти до последних лет жизни. Недаром же в своих «Записках» он сравнивает ландшафты Кисловодска и одного из испанских городов, который посетил много лет спустя.

А несколько раз повторяющиеся сравнения прежнего облика курортных поселений с «нынешним», то есть, синхронным написанию «Записок»? Они задают нам, пожалуй, одну из главных загадок темы

«Глинка и Кавказ», заставляя предположить, что композитор мог побывать на Кавказских Минеральных Водах еще раз, в зрелом возрасте. К сожалению, такая поездка нигде документально не зафиксирована! Конечно, ответом на эту загадку может быть и то, что Михаил Иванович хорошо знал с чужих слов, как выглядели в более поздние годы полюбившиеся ему места, а значит, постоянно интересовался ими, расспрашивал побывавших там людей. Это тоже должно быть приятно патриотам Кавказских Минеральных Вод.

И все же с трудом верится, что человек, не имевший возможности сравнить картины разных лет, мог написать, например, такие строки (выделение курсивом - мои): «Вид теперешнего Пятигорска в то время был дикий, но величественный; домов было мало, церквей, садов вовсе не было; но так же, как и теперь, тянулся величественно хребет Кавказских гор, покрытых снегом, так же по равнине извивался ленточкой Подкумок, и орлы во множестве ширяли по ясному небу»...