Пятигорск

Последние встречи

Заканчивая рассказ о ближайшем окружении Лермонтова в 1841 году в Пятигорске, упомянем еще о двух встречах поэта в самые последние дни его жизни.

За неделю до дуэли М. Ю. Лермонтов встретился с юным поэтом Павлом Александровичем Гвоздевым (1815-1851) - воспитанником юнкерской школы. Беседа между ними происходила поздно вечером на пятигорском бульваре и известна в передаче товарища М. Ю. Лермонтова по юнкерской школе А. М. Меринского.

«Ночь была тихая и теплая,- пишет Меринский.- Они пошли ходить. Лермонтов был в странном расположении духа - то грустен, то вдруг становился он желчным и с сарказмом отзывался о жизни и обо всем его окружавшем. Между прочим, в разговоре он сказал: «Чувствую, - мне очень мало осталось жить». Что же нам известно о П. А. Гвоздеве и его дружбе с поэтом?

Вскоре после гибели Пушкина, в самое тяжелое для М. Ю. Лермонтова время, когда III отделение, возглавляемое Бенкендорфом, производило расследование по поводу распространения стихотворения «Смерть поэта», и автору казалось, что весь свет на него ополчился, молодым поэтом - юнкером П. А. Гвоздевым был написан ответ М. Ю. Лермонтову на это стихотворение.

Будучи далеко неравноценным по своим поэтическим достоинствам с гениальным стихотворением Лермонтова, послание Гвоздева подкупает своею искренностью, негодованием и ненавистью к великосветскому обществу.

Вот это сочинение в том виде, как оно напечатано в октябрьском номере «Русской старины» за 1896 год, в редакционной статье под заголовком «Павел Александрович Гвоздев и его стихотворения»:

Некоторые сведения о самом Гвоздеве мы находим в упомянутой уже редакционной статье «Русской старины».

«Известно,- говорится в этой статье,- что он воспитывался в юнкерской школе, имел отличные способности и был любимцем великого князя Михаила Павловича за находчивость, смелость, остроумие и уменье отпарировать его шутки. При каждом посещении школы первыми словами великого князя было: «Позвать ко мне маленького Гвоздева».

Там же рассказывается и о происшествии, за которое Гвоздев был сослан на Кавказ. «Однажды во внеклассное время Павел Александрович читал, развалясь, книгу. На замечание воспитателя он ответил, что теперь внеклассное время и сидеть свободно можно. Воспитатель сказал ему еще что - то, а Гвоздев ему вслед вполголоса: «Подлец». Это слово было тотчас же доведено до сведения директора, но П. А. отперся, и все товарищи его поддержали. Когда же директор призвал его к себе в кабинет и стал его убеждать признаться не как директору, а как отцу родному, и дал честное слово сохранить его признание в тайне, Гвоздев чистосердечно признался. Начальник не исполнил данного слова и донес куда следует. Павла Александровича разжаловали в солдаты и отправили на Кавказ».

Узнав о случившемся с Гвоздевым, Лермонтов в письме к бабушке из Пятигорска 18 июля 1837 года писал:

«То, что вы мне пишете об Гвоздеве, меня не очень удивило: я, уезжая, ему предсказывал, что он будет юнкером у меня во взводе; а впрочем, жаль его».

Эти строки свидетельствуют, что М. Ю. Лермонтов, зная образ мыслей Гвоздева, предвидел, что это не сойдет ему с рук.

В дополнение к изложенному можно сообщить некоторые сведения о Гвоздеве из документов, обнаруженных в фондах Центрального государственного исторического архива Грузинской ССР.

Первые сведения о переводе юнкера лейб-гвардии егерского полка Гвоздеве из юнкерской школы в Навагинский пехотный полк относятся к 8 июня 1837 года.

Летом 1838 года Гвоздев в том же звании причислен к 7-й батарее 20-й артиллерийской бригады. В списке нижним чинам, оказавшим отличие в действиях на восточном берегу в 1838 году, в графе «был ли под судом и в штрафах» имеется такая отметка:

«За ослушание противу начальства по высочайшему повелению переведен из лейб-гвардии Егерского полка в Навагинский пехотный полк тем же званием, с тем, чтобы прослужил за рядового три месяца и был бы представлен в офицеры по прослужении трех лет юнкером». Постигшее Гвоздева наказание следует признать весьма суровым. Особенно, если принять во внимание, что это случилось почти накануне производства в офицеры. Сочувствие по этому поводу М. Ю. Лермонтова, высказанное в письме к бабушке, становится совершенно понятным. Мы помним его признание о двух страшных годах пребывания юнкером в школе. Гвоздеву же в дополнение к этим двум годам прибавляли еще три. Не приходится удивляться, что, стремясь сократить этот срок, Гвоздев, как видно из документов, проявляет храбрость в военных экспедициях. Следствием его боевых отличий было двукратное представление в 1838 году к первому офицерскому чину.

К сожалению, сведений о результатах представления в деле не сохранилось. Но из опубликованных биографических источников нам известно, что через год после ссылки Гвоздев был произведен в офицеры, вышел в отставку и поступил на службу в канцелярию к брату Александру Александровичу Гвоздеву, который тогда служил у князя А. С. Меньшикова по морскому ведомству.

Знаменательной была встреча Лермонтова в Пятигорске с выдающимся медиком Иустином Евдокимовичем Дядьковским (1784-1841) - профессором Московского университета.

Об этой встрече сохранились интересные подробности в письме к В. В. Пассеку некоего Н. Молчанова от 27 июля 1841 года из Пятигорска.

Сообщив в этом письме с большой горечью о гибели поэта, настолько потрясшей И. Е. Дядьковского, что он прожил только шесть дней после этого горестного события, Молчанов далее продолжает:

«Иустин Евдокимович привез ему от бабушки его гостинцы и письма. Иустин Евдокимович сам пошел к нему и, не застав его дома, передал слуге его о себе и чтоб Лермонтов пришел к нему в дом Христофоровых. В тот же вечер мы видели Лермонтова. Он пришел к нам и все просил прощенья, что не брит. Человек молодой, бойкий, умом остер. Беседа его с Иустином Евдокимовичем зашла далеко за полночь. Долго беседовали они о Байроне, Англии, о Беконе. Лермонтов с жадностью расспрашивал о московских знакомых. По уходе его Иустин Евдокимович много раз повторял: «Что за умница».

На другой день поутру Лермонтов пришел звать на вечер Иустина Евдокимовича в дом Верзилиных. Жена Петра Семеновича велела звать его к себе на чай. Иустин Евдокимович отговаривался за болезнью, но вечером Лермонтов его увез и поздно вечером привез его обратно. Опять восторг им: «Что за человек! Экой умница, а стихи его - музыка, но тоскующая».

Так восхищался гением поэта один из самых передовых и просвещенных людей того времени.

Дядьковский не случайно привлек внимание Лермонтова. В 30-х годах имя Дядьковского было широко известно. Аполлон Григорьев дает о нем такой отзыв: «...Молодежь медицинская увлекалась пением своей сирены - Дядьковского... Это имя всякий день звучало у меня в ушах; оно было окружено раболепнейшим уважением, и оно же было именем борьбы живой эоловой науки с старою рутиной... Далеко за обычный звонок простирались его беседы и... эти люди все без исключения заслушивались его властного слова».